ПРОТОТИП

ПРОТОТИ́П (от греч. prōtótypon — прообраз), реально существовавшее лицо, послужившее автору прообразом (моделью) для создания литературного персонажа. «Переработка» П., его творческое преображение — неизбежное следствие художественного освоения первоначального жизненного материала (см. Вымысел художественный). Степень ориентированности на П., характер его использования зависят от направления, жанра и творческой индивидуальности писателя. Наличие П., иногда жизненно значимого для автора и дающего импульс работе над произведением, —существенная черта литературного творчества, особенно реалистического, с его жизнеподобием, бытовым колоритом, психологизмом — в отличие от литератур и стилей, отмеченных высокой степенью нормативности и демонстративной условностью (классицизм, барокко, символизм). Обращение к П. наиболее важно в автобиографических сочинениях (ранняя трилогия Л. Н. Толстого, «Как закалялась сталь» Н. А. Островского) и в автопсихологической лирике (в качестве П. лирического героя здесь выступает сам поэт). Применительно к документальной литературе, где реальные лица и события называются прямо и воссоздаются точно, о П. говорить нет оснований (хотя элементы творческого переосмысления фактов присутствуют и здесь).

Литературный персонаж может иметь несколько П., совмещая в себе отдельные черты различных лиц, известных автору. Так созданы, например, образы Грушницкого в «Герое нашего времени» М. Ю. Лермонтова, Ариадны в одноименном рассказе А. П. Чехова. Но часто автор, создавая образ, опирается на одно реальное лицо, воспринятое и познанное им как близкий художественной завершенности тип. «Без уездного врача Дмитриева не было бы Базарова… Меня поразила в нем базаровская манера, и я стал всюду приглядываться к этому нарождающемуся типу» (Тургенев И. С., Русские писатели о литературном труде, т. 2, 1955, с. 753). Существование П. не исключает близости созданного на его основе образа какому-либо литературному герою. Толстовская Наташа Ростова, имея своего П. — Таню Берс, обладает в то же время и чертами героини романа М. Э. Брэддон «Аврора Флотт».

Использование П. нередко связано с глубоко личными сторонами жизни писателя, не заинтересованного в их публичном обсуждении. Поэтому, особенно когда речь идет о литературе, современной автору, существуют этические границы изучения П., легко могущего обернуться бестактным «подглядыванием» за писателем и его окружением. Знаменателен протест Т. Манна против предания гласности (которое угрожало серьезной обидой и даже скандалом) того факта, что прототипом Пепперкорна из «Волшебной горы» послужил драматург Г. Гауптман (Т. Манн, Письма, М., 1975, с. 35—37). В аспекте же восприятия произведения, с точки зрения психологии читателя, «знание истоков, вспоивших вдохновение художника», порой способно смутить людей и даже «уничтожить воздействие прекрасного произведения» (Манн Т., Собр. соч., т. 7, М., 1960, с. 495). П. обычно становится предметом биографического описания и литературоведческого исследования лишь значительно позже времени написания произведения (так, автобиографическая основа поэзии А. А. Блока значительно полнее, чем прежде, вырисовывается в публикации «А. Блок. Письма к жене», М., 1978). Особенно важно изучение П., когда сам художественный текст свидетельствует, что автор связывает своего героя с реальным лицом (напр., многие произведения Н. С. Лескова).

Литература:
Добин Е., Жизненный материал и худож. сюжет, 2 изд., Л.,1958;
Андроникова М. И., От прототипа к образу, М., 1974;
Русские писатели о литературном труде, т. 1—4, Л., 1954 — 1956;
Ленобль Г., Писатель и его работа, М., 1966;
Свирский В., Откуда вы, герои книг? Очерки о прототипах, М., 1972;
Белоусов Р., О чем умолчали книги, М., 1971;
его же, Хвала Каменам, М., 1982;
Лотман Ю. М., Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий, Л., 1980, с. 23—31.

В. Е. Хализев.